мы уйдем из зоопарка
Название: Одиночество
Автор: melmari
Персонажи: Дин
Рейтинг: G
Жанр: angst
Дисклеймер: Крипке хозяин
Статус: завершен
Предупреждение: автор сам не знает, стоит ли ему писать.
читать дальшеОтец уехал на работу. Его оставил в мотеле - последняя охота была тяжелой, они еле выбрались. Бок все еще болел, да и голова кружилась, особенно если резко встать - тогда в глазах темнело на несколько секунд, и приходилось шарить руками в воздухе, искать стену. Когда "стеной" стало плечо отца, Дин окончательно понял, что с собой его не возьмут. Отец просто посмотрел, как он это обычно делает - взгляд командира, начальника, взгляд, который не обсуждается. В такие моменты Дин ненавидел свое тело, всю существующую нечисть, в особенности ту, что его потрепала, и этот взгляд тоже. Он не оставлял выбора. То, что существовало за этим взглядом, пугало, оно ворочалось на границе подсознания, готовое вылезти наружу во всей красе, когда за отцом закроется дверь. "Он может не вернуться" - и эта мысль заставляла внутренности сжиматься в клубок, она запускала туда когтистый кулак и выворачивала его наизнанку, до того самого момента, пока отец не возвращался. Поэтому он выдавливал кривую усмешку, привычное: "Справлюсь", и отворачивался.
Дин прислушался: за окном прощально рыкнула отъезжающая машина. Проглотил вязкий комок в горле. Когда Сэм ушел, ждать отца с охоты стало тяжелее. Или он просто вырос? Вырос, и не верит в супергероев. Нет, он до сих пор точно знает - их отец куда круче Бетмена, только вот жизнь - не фильм и не мультик. Больше нет. И настоящие герои имеют слишком большую вероятность умереть в каком-нибудь мерзком заброшенном подвале. А в детстве ему казалось - он просто не может не вернуться. Иначе зачем тогда все? Когда он говорил Сэму в шесть, девять, одиннадцать, пятнадцать, восемнадцать лет: "Он скоро приедет, можешь не волноваться" - он верил в это. Пожалуй, это было единственное хорошее, во что он верил, кроме Сэма, конечно. Потому что жизнь без отца просто нельзя было себе представить. Это все равно, что поверить в существование ангелов, он-то точно знает, что их не бывает. Бредовей ангелов только снежный человек. В детстве мир вообще был как-то проще, понятней. Он особо не задумывался, как все устроено, наверно, потому, что его все устраивало. А сейчас ему двадцать пять, и Сэм бы удивился, узнав, что в свободное время он начал читать не комиксы, а Курта Воннегута. Что-то в парне было сумасшедшее, как и его жизнь, Дину нравилось, как описаны люди - у всех свои заморочки, странности. Будто бы становилось приятно, что не у него одного такая свихнувшаяся семейка, что у обычных людей бывают и побольше тараканы в голове.
Он знал, что надо делать. Проверил комнату, проверил дорожки соли, проверил оружие. Обычный ритуал. Стало и вправду спокойнее. Потер ушибленные ребра и забрался с ногами на кровать, разворачивая чизбургер. Прикинув, что выбора у него два - либо слушать до отупения Led Zeppelin ( Сэм смеялся, но их музыка правда успокаивала, заставляла забывать о проблемах - он просто слушал и все. Как тот чувак из "Заводного апельсина" - не то, чтобы Дин сравнивал себя с этим чокнутым, но по описанию ему казалось, что он также слушает свой классический рок, как тот - своего Бетховена. Впрочем, когда Дин прочитал эту книгу, он в который раз уверился: "Нечисть понять можно, людей - нет"), либо дочитывать "Колыбель для кошки". Книга лежала рядом, а за плеером надо было лезть в рюкзак, и лень, конечно же, победила. Очнулся он, только когда за окном уже стемнело. Очнулся, потому что вспомнил один день - Сэму было лет шесть, отец оставил их с Бобби почти на три месяца. Когда он вернулся, уставший, небритый, издерганный; наклонился, чтобы обнять мелкого, тот испугался. Дин сначала не придал этому значения, но в какой-то момент отрывок из начала книги заставил его передернуться. Вот этот отрывок: "А тут он опустился на колени около меня, на ковер, и оскалил зубы, и завертел у меня перед глазами переплет из веревочки: "Видал? Видал? Видал? - спросил он. - Кошкина колыбель. Видишь кошкину колыбель? Видишь, где спит котеночек? Мяу! Мяу!" Поры на его коже казались огромными, как кратеры на луне. Уши и ноздри заросли волосом. От него несло сигарным дымом, как из врат ада. Ничего безобразнее, чем мой отец вблизи, я в жизни не видал. Мне и теперь он часто снится."
Дин вспомнил, как Сэм тогда плакал и бился в истерике, как хватался за него руками. Он просто не узнал отца. А тот, как будто впервые за все остальное время, смутился и расстроился - не потому, что Сэм его не узнал, а потому, что он испугал собственного сына. Редкий пример того, что отец не всегда считал себя правым. Слишком редкий пример. Дин не знал, почему этот отрывок вдруг задел его - эти персонажи не имели ничего общего с их жизнью. Читать дальше расхотелось. Вернулось тягучее и вязкое чувство тревоги за отца. Дин специально сдерживал его тягучим и вязким - если бы не сдерживал, не был бы Винчестером. Он давно научился прятать то, что нормальные люди называют "внутренним миром". Он называл это "личным пространством", и туда входило все, начиная от внешнего пространства - не стоит подходить слишком близко без веского повода, заканчивая самыми глубокими мыслями и желаниями. Особенно хорошо он прятал "стыдные", "бабские" моменты, которые так любил Сэмми - всякие просьбы о помощи, разговоры по душам, признания в любви (еще чего не хватало), печальные взгляды, любимых актрис и тому подобную чушь. Прятал так же хорошо от других, как и от себя. И в целом чувствовал себя прекрасно.
Дин встал с кровати, постоял, слегка покачиваясь, пока в голове не прояснилось, подошел к рюкзаку, вынул плеер. Сел, потер переносицу, подумал, что, должно быть, было бы неплохо сделать из всего этого фильм. Люди с такого тащатся. Вид сверху - камера - мотор - одинокий парень, сидящий в одиноком мотеле, ждущий одинокого отца, который пошел спасать чьи-то жизни. Только Сэм больше не вписывается в сценарий. Даже не понятно, хорошо это или плохо. Вообще-то, Дин редко себе позволял фантазировать - этим занимаются те, кому больше делать нечего, или маленькие дети. Но сегодня ему было нечего делать. И хотелось побыть ребенком, как это не глупо. Хотелось достать хлопья с полки, залить молоком и позвать Сэма ужинать. Хотелось, чтобы отец пришел веселый и не слишком помятый, потрепал по голове мелкого и сказал, что завтра - день тренировок. Если день тренировок, значит, он будет дома.
Он был бы рад просто знать, что с ними все в порядке. Сэм не брал трубку уже который месяц. Дин знал, что он учится, что у него друзья, но было как-то не по себе. Последнее время самым страшным словом стало слово "вдруг", оно возникало независимо от его желания где-то на задворках сознания, глухим стуком отдавалось в голове и даже сердце - хотя он не любил это слово - "сердце", он вообще не любил размышлять о том, что ему плохо - не в физическом плане, а в каком-то еще. Это был один из "стыдных моментов". Он и не размышлял, это просто было. Когда Дин закрывал глаза, слово "вдруг" царапалось в веки с внутренней стороны, и ему приходилось открывать их. Из-за этого было сложно заснуть, даже если он с ног валился - все равно сложно. В темноте слишком много смерти, причем смерти неожиданной, смерти "вдруг" (оттого и слово страшное), а смерть и Сэм у него не сочетались, совсем. Странно - он часто думал, что отец может не вернуться с охоты, но совсем не мог думать о том, что с Сэмом что-то может случится. Думать об отце было мучительно, думать о Сэме - невозможно.
Дин был четко уверен, что своей смерти он не боится. С самого детства. Мысли о ней не пугали, не заставляли одежду липнуть к спине. У него были эти заезженные безусловные рефлексы - отдернуть руку от утюга, откатиться в сторону, когда нападают, только это скорее страх боли - на подсознательном уровне. На сознательном он и боли не особо боялся. Лет в пятнадцать, в разгар своего подросткового бунта, он кидался на все подряд, он отрывался по полной, он все попробовал. Только никогда не мог зайти за ту черту, где другим становилось по-настоящему больно. Он мог тысячу раз обижать Сэма, сильно обижать, но границы того, что он мог себе позволить - эти границы не расширялись. Сэм часто говорил, что он не выдерживает ответственности за все эти жизни, которые им приходится спасать. Дин бы без ответственности не смог жить - за брата, за отца, за работу. Это было смыслом его жизни - отними - он будет как герои "На западном фронте без перемен" Ремарка - те, что не успели приспособиться раньше, и уже никогда не приспособятся. У них отняли войну - единственное, что они умели. В прошлом не за что держаться. Среди обычных людей он всегда чувствовал себя фриком. Это даже нравилось, но отними у него работу - в широком смысле - он бы почувствовал себя выброшенным на неизвестную планету.
Ночь двигалась медленно, как подстреленная нечисть, будто она истекает кровью. Дин ждал с улицы звуков подъезжающей машины, слушал царапающее слово "вдруг", которое, как маятник, раскачивалось в голове, слегка дрожал от сквозняка, продувающего обшарпанный номер, но не замечал его. Мысли были тяжелыми и скомканными, почему-то хотелось напиться, чтобы заснуть и ничего не помнить, но спать не хотелось, а напиваться было нельзя и нечем. Он смотрел на стену напротив, на убогую тумбочку, на подтекающий потолок, и думал о том, что завтра все будет намного, невообразимо, бесспорно лучше - он пороется в газетах, посмотрит дурацкий фильм, дождется отца, может быть, попробует позвонить Сэму. Он думал о том, что завтра все будет также, но намного, невообразимо лучше. Дин думал, что завтра будет также, но просто намного лучше. Новый день - новая жизнь, так ведь? Он думал, что завтра будет также, но просто лучше. Что можно будет пройтись до местного бара, поболтать с кем-нибудь. Завтра будет также, но лучше. Можно дочитать книгу - интересно же, чем закончится. Дин сидел на кровати, и думал, что завтра все будет также.
Было бы неплохо сделать из всего этого фильм. Вид сверху - камера - мотор - человек, на застеленной мотельной кровати, руки небрежно лежат на коленях, слегка наморщенный лоб, несколько отсутствующий взгляд. Плеер лежит рядом, он его так и не включил. Он его так и не включит сегодня.
Автор: melmari
Персонажи: Дин
Рейтинг: G
Жанр: angst
Дисклеймер: Крипке хозяин
Статус: завершен
Предупреждение: автор сам не знает, стоит ли ему писать.
читать дальшеОтец уехал на работу. Его оставил в мотеле - последняя охота была тяжелой, они еле выбрались. Бок все еще болел, да и голова кружилась, особенно если резко встать - тогда в глазах темнело на несколько секунд, и приходилось шарить руками в воздухе, искать стену. Когда "стеной" стало плечо отца, Дин окончательно понял, что с собой его не возьмут. Отец просто посмотрел, как он это обычно делает - взгляд командира, начальника, взгляд, который не обсуждается. В такие моменты Дин ненавидел свое тело, всю существующую нечисть, в особенности ту, что его потрепала, и этот взгляд тоже. Он не оставлял выбора. То, что существовало за этим взглядом, пугало, оно ворочалось на границе подсознания, готовое вылезти наружу во всей красе, когда за отцом закроется дверь. "Он может не вернуться" - и эта мысль заставляла внутренности сжиматься в клубок, она запускала туда когтистый кулак и выворачивала его наизнанку, до того самого момента, пока отец не возвращался. Поэтому он выдавливал кривую усмешку, привычное: "Справлюсь", и отворачивался.
Дин прислушался: за окном прощально рыкнула отъезжающая машина. Проглотил вязкий комок в горле. Когда Сэм ушел, ждать отца с охоты стало тяжелее. Или он просто вырос? Вырос, и не верит в супергероев. Нет, он до сих пор точно знает - их отец куда круче Бетмена, только вот жизнь - не фильм и не мультик. Больше нет. И настоящие герои имеют слишком большую вероятность умереть в каком-нибудь мерзком заброшенном подвале. А в детстве ему казалось - он просто не может не вернуться. Иначе зачем тогда все? Когда он говорил Сэму в шесть, девять, одиннадцать, пятнадцать, восемнадцать лет: "Он скоро приедет, можешь не волноваться" - он верил в это. Пожалуй, это было единственное хорошее, во что он верил, кроме Сэма, конечно. Потому что жизнь без отца просто нельзя было себе представить. Это все равно, что поверить в существование ангелов, он-то точно знает, что их не бывает. Бредовей ангелов только снежный человек. В детстве мир вообще был как-то проще, понятней. Он особо не задумывался, как все устроено, наверно, потому, что его все устраивало. А сейчас ему двадцать пять, и Сэм бы удивился, узнав, что в свободное время он начал читать не комиксы, а Курта Воннегута. Что-то в парне было сумасшедшее, как и его жизнь, Дину нравилось, как описаны люди - у всех свои заморочки, странности. Будто бы становилось приятно, что не у него одного такая свихнувшаяся семейка, что у обычных людей бывают и побольше тараканы в голове.
Он знал, что надо делать. Проверил комнату, проверил дорожки соли, проверил оружие. Обычный ритуал. Стало и вправду спокойнее. Потер ушибленные ребра и забрался с ногами на кровать, разворачивая чизбургер. Прикинув, что выбора у него два - либо слушать до отупения Led Zeppelin ( Сэм смеялся, но их музыка правда успокаивала, заставляла забывать о проблемах - он просто слушал и все. Как тот чувак из "Заводного апельсина" - не то, чтобы Дин сравнивал себя с этим чокнутым, но по описанию ему казалось, что он также слушает свой классический рок, как тот - своего Бетховена. Впрочем, когда Дин прочитал эту книгу, он в который раз уверился: "Нечисть понять можно, людей - нет"), либо дочитывать "Колыбель для кошки". Книга лежала рядом, а за плеером надо было лезть в рюкзак, и лень, конечно же, победила. Очнулся он, только когда за окном уже стемнело. Очнулся, потому что вспомнил один день - Сэму было лет шесть, отец оставил их с Бобби почти на три месяца. Когда он вернулся, уставший, небритый, издерганный; наклонился, чтобы обнять мелкого, тот испугался. Дин сначала не придал этому значения, но в какой-то момент отрывок из начала книги заставил его передернуться. Вот этот отрывок: "А тут он опустился на колени около меня, на ковер, и оскалил зубы, и завертел у меня перед глазами переплет из веревочки: "Видал? Видал? Видал? - спросил он. - Кошкина колыбель. Видишь кошкину колыбель? Видишь, где спит котеночек? Мяу! Мяу!" Поры на его коже казались огромными, как кратеры на луне. Уши и ноздри заросли волосом. От него несло сигарным дымом, как из врат ада. Ничего безобразнее, чем мой отец вблизи, я в жизни не видал. Мне и теперь он часто снится."
Дин вспомнил, как Сэм тогда плакал и бился в истерике, как хватался за него руками. Он просто не узнал отца. А тот, как будто впервые за все остальное время, смутился и расстроился - не потому, что Сэм его не узнал, а потому, что он испугал собственного сына. Редкий пример того, что отец не всегда считал себя правым. Слишком редкий пример. Дин не знал, почему этот отрывок вдруг задел его - эти персонажи не имели ничего общего с их жизнью. Читать дальше расхотелось. Вернулось тягучее и вязкое чувство тревоги за отца. Дин специально сдерживал его тягучим и вязким - если бы не сдерживал, не был бы Винчестером. Он давно научился прятать то, что нормальные люди называют "внутренним миром". Он называл это "личным пространством", и туда входило все, начиная от внешнего пространства - не стоит подходить слишком близко без веского повода, заканчивая самыми глубокими мыслями и желаниями. Особенно хорошо он прятал "стыдные", "бабские" моменты, которые так любил Сэмми - всякие просьбы о помощи, разговоры по душам, признания в любви (еще чего не хватало), печальные взгляды, любимых актрис и тому подобную чушь. Прятал так же хорошо от других, как и от себя. И в целом чувствовал себя прекрасно.
Дин встал с кровати, постоял, слегка покачиваясь, пока в голове не прояснилось, подошел к рюкзаку, вынул плеер. Сел, потер переносицу, подумал, что, должно быть, было бы неплохо сделать из всего этого фильм. Люди с такого тащатся. Вид сверху - камера - мотор - одинокий парень, сидящий в одиноком мотеле, ждущий одинокого отца, который пошел спасать чьи-то жизни. Только Сэм больше не вписывается в сценарий. Даже не понятно, хорошо это или плохо. Вообще-то, Дин редко себе позволял фантазировать - этим занимаются те, кому больше делать нечего, или маленькие дети. Но сегодня ему было нечего делать. И хотелось побыть ребенком, как это не глупо. Хотелось достать хлопья с полки, залить молоком и позвать Сэма ужинать. Хотелось, чтобы отец пришел веселый и не слишком помятый, потрепал по голове мелкого и сказал, что завтра - день тренировок. Если день тренировок, значит, он будет дома.
Он был бы рад просто знать, что с ними все в порядке. Сэм не брал трубку уже который месяц. Дин знал, что он учится, что у него друзья, но было как-то не по себе. Последнее время самым страшным словом стало слово "вдруг", оно возникало независимо от его желания где-то на задворках сознания, глухим стуком отдавалось в голове и даже сердце - хотя он не любил это слово - "сердце", он вообще не любил размышлять о том, что ему плохо - не в физическом плане, а в каком-то еще. Это был один из "стыдных моментов". Он и не размышлял, это просто было. Когда Дин закрывал глаза, слово "вдруг" царапалось в веки с внутренней стороны, и ему приходилось открывать их. Из-за этого было сложно заснуть, даже если он с ног валился - все равно сложно. В темноте слишком много смерти, причем смерти неожиданной, смерти "вдруг" (оттого и слово страшное), а смерть и Сэм у него не сочетались, совсем. Странно - он часто думал, что отец может не вернуться с охоты, но совсем не мог думать о том, что с Сэмом что-то может случится. Думать об отце было мучительно, думать о Сэме - невозможно.
Дин был четко уверен, что своей смерти он не боится. С самого детства. Мысли о ней не пугали, не заставляли одежду липнуть к спине. У него были эти заезженные безусловные рефлексы - отдернуть руку от утюга, откатиться в сторону, когда нападают, только это скорее страх боли - на подсознательном уровне. На сознательном он и боли не особо боялся. Лет в пятнадцать, в разгар своего подросткового бунта, он кидался на все подряд, он отрывался по полной, он все попробовал. Только никогда не мог зайти за ту черту, где другим становилось по-настоящему больно. Он мог тысячу раз обижать Сэма, сильно обижать, но границы того, что он мог себе позволить - эти границы не расширялись. Сэм часто говорил, что он не выдерживает ответственности за все эти жизни, которые им приходится спасать. Дин бы без ответственности не смог жить - за брата, за отца, за работу. Это было смыслом его жизни - отними - он будет как герои "На западном фронте без перемен" Ремарка - те, что не успели приспособиться раньше, и уже никогда не приспособятся. У них отняли войну - единственное, что они умели. В прошлом не за что держаться. Среди обычных людей он всегда чувствовал себя фриком. Это даже нравилось, но отними у него работу - в широком смысле - он бы почувствовал себя выброшенным на неизвестную планету.
Ночь двигалась медленно, как подстреленная нечисть, будто она истекает кровью. Дин ждал с улицы звуков подъезжающей машины, слушал царапающее слово "вдруг", которое, как маятник, раскачивалось в голове, слегка дрожал от сквозняка, продувающего обшарпанный номер, но не замечал его. Мысли были тяжелыми и скомканными, почему-то хотелось напиться, чтобы заснуть и ничего не помнить, но спать не хотелось, а напиваться было нельзя и нечем. Он смотрел на стену напротив, на убогую тумбочку, на подтекающий потолок, и думал о том, что завтра все будет намного, невообразимо, бесспорно лучше - он пороется в газетах, посмотрит дурацкий фильм, дождется отца, может быть, попробует позвонить Сэму. Он думал о том, что завтра все будет также, но намного, невообразимо лучше. Дин думал, что завтра будет также, но просто намного лучше. Новый день - новая жизнь, так ведь? Он думал, что завтра будет также, но просто лучше. Что можно будет пройтись до местного бара, поболтать с кем-нибудь. Завтра будет также, но лучше. Можно дочитать книгу - интересно же, чем закончится. Дин сидел на кровати, и думал, что завтра все будет также.
Было бы неплохо сделать из всего этого фильм. Вид сверху - камера - мотор - человек, на застеленной мотельной кровати, руки небрежно лежат на коленях, слегка наморщенный лоб, несколько отсутствующий взгляд. Плеер лежит рядом, он его так и не включил. Он его так и не включит сегодня.
@темы: драббл, фик, Supernatural