[emerald]

Название: Первый день весны
Фандом: Сердце меча
Автор: Изумрудная Змея.
Бета: Aerdin
Рейтинг: PG-13
Герои: Моро, Дик
Жанр: общий
Дисклеймер (отказ от прав): Все права на персонажей и сюжет книг "Сердце меча" и «Мятежный дом» принадлежат Ольге Чигиринской. Автор фика материальной прибыли не извлекает.

Перед тобою, Эсме, сонный-сонный человек, и у такого безусловно есть надежда вновь обрести способность функ - функционировать нормально.
Дж.Д. Сэлинджер. «Эсме, с любовью и всякой мерзостью».

Кофе облагался налогом в триста процентов. Сигареты – в пятьсот. Поэтому Моро запивал свои утренние разноцветные капсулы горьковатым тоником местного производства и старался не слушать, как его тесть проклинает таможню, контрабандистов, планетников, которые все никак не могут начать выращивать на Картаго кофе, и, самым витиеватым образом, – Рим.
Зигфрид Бон был очень похож на своего знаменитого троюродного брата, если не считать таких мелочей, как: вялый подбородок, бегающие глаза, толстые пальцы, ватный позвоночник и полное отсутствие мозгов. Клан Бон начал разоряться еще лет семьдесят назад, но именно под руководством этого достойного представителя пошел ко дну окончательно. И когда три года назад Зигфриду Бону предложили выдать свою дочь за синоби, про которого доброжелательно настроенные люди говорили, что безумие служит ему достаточным наказанием, а недоброжелательно настроенные выражались исключительно непечатно, он спросил только одно – много ли у этого синоби денег. Денег было много. В результате клан Бон получил один корабль, две навеги, некоторое количество рабочих мест и нового главу, а Моро – место в Совете Кланов, множество проблем и общество тестя за завтраком. И еще жену, разумеется.
Впрочем, большую часть времени Моро удавалось забывать о том, что у него имеется жена. В том числе потому, что Кетхен Бон Лесан очень успешно делала вид, что ее не существует. Если у нее не было возможности уйти в другую комнату, она уходила в книгу, в сантор или просто в себя. Временами Моро ей завидовал: книги и путешествия по сети не отвлекали его до такой степени, а уходить в себя не получалось – там было тесно и неуютно.
- Учитель, ремонтник и две женщины фертильного возраста, - сказала Кетхен.
- Учитель чего? – рассеяно спросил Моро.
- Не пишет.
- Ты спроси у него на всякий случай. А то окажется, что хороших манер или йоги. Я на весь день уеду, вернусь только к вечеру, так что ты сама займись, ладно?
- Женщины хоть хорошенькие? – игриво спросил Зигфрид Бон.
- Не пишут, - серьезно ответила Кетхен.
Два года тому назад, после того, как был подписан мир с Империей, на Картаго начали сыпаться эмигранты. В основном это были жители бывших вавилонских планет, которые так и не подружились с новой властью, но встречались и коренные имперцы. Часть этой пестрой толпы составляли авантюристы, которым жизнь на планете с бешеным климатом, галопирующей инфляцией и открытым ношением оружия казалась верхом мечтаний. Те из них, кто выживал в первые три месяца, пополняли ряды Братства Рейдеров. Других, более миролюбивых, ждало разочарование. На Картаго атеизм не считался профессией, участники сражений при Ньяле встречались на каждом углу, а воспоминания о прекрасных приемах на Анзуде не пользовались спросом. После того, как прошел первый шок от столкновения с грубой действительностью, эмигранты освоили жанр писем главам кланов. Не читать эти эпистолярные вопли было нельзя – время от времени среди пустой породы действительно попадались учителя, ремонтники и женщины фертильного возраста.
- И они еще имеют наглость утверждать, что в этих помоях тридцать процентов кофеина! – гневно прорычал Зигфрид Бон. – Куда катится эта планета?
- Режим экономии, - коротко сказал Моро, вставая из-за стола. Лично он собирался пить кофе через час на утреннем совещании у императора.
Машина, которая ждала его у входа, всем своим видом отрицала режим экономии и заодно напоминала Моро о его собственной глупости. Некоторое время назад у него был одноместный кар-«эгоистка», быстрый, маневренный, но, как выяснилось, плохо приспособленный для того, чтобы в нем на полной скорости въезжали в стены. После того, как большинство костей у него срослось, Моро узнал, что его водительские права аннулированы по личному приказу императора. Синоби такие мелочи никогда не останавливали, и через час Моро обзавелся новыми правами. Через два часа ему позвонил Керет и металлическим тоном попросил напомнить ему, какого рода наказание предусмотрено за подделку документов. Если бы это была смертная казнь, Моро продолжал бы спокойно водить машину до новой аварии – он знал, что Керет не прикажет его повесить. К несчастью, за подделку документов полагалась порка в глайдер-порту. Пришлось завести шофера-морлока, а также машину, в которую этот шофер мог поместиться.
На перекрестке шофер пристально всмотрелся в дорогу и повернул направо.
- Куда? – недовольно спросил Моро.
- Там затор, - пробасил шофер. - «Сэппуку» закипел. Лучше объехать, а то будем стоять полчаса.
Эта серия каров производства клана Ояма официально называлась «Персеполис», а модификации – легковая, грузовая и пассажирская, - «Дарий», «Кир» и «Камбиз» соответственно. Однако глава клана Ояма был единственным человеком, который употреблял это официальное название. Все остальные, включая его сыновей, называли эти машинки «сэппуку». Водить их мог только самоубийца или гем. Собственно говоря, «сэппуку» ломались или попадали в аварии в три раза реже, чем предполагали их конструкторские особенности, только потому, что их водили в основном гемы – самые аккуратные водители на Картаго.
Машина немного поплутала в перекрестках, затем вырулила на дорогу, ведущую ко дворцу. Моро открыл сантор и начал перечитывать текст, который помнил наизусть.
- Шер Алият, глава муниципального совета Пещер Диса!
- Лорд Кимера, наместник императора на Сэйрю!
- Морихэй Лесан, представитель императора в Звездной Палате!
- Элисабет Шнайдер Бон Суна, цукино-сёгун, госпожа Мира, глава Совета Покоя!
Вот теперь весь совет был в полном сборе. Бет опаздывала на любое заседание у императора. Ненадолго – минуты на две-три, но демонстративно. Впрочем, император ни разу не пришел на совет раньше нее.
- Керет-бин-Аттар аль-Адевайль, Служитель Вечного Неба!
- Кофе? – спросил император.
На стол уже ставили кофе, бутерброды и тарелочки с пирожными. Бет презрительно отвернулась. Моро улыбнулся ей как можно более широко и взял чашку. Этот обычай был обязан своим происхождением именно ему. На совещаниях у императора прежде никогда не кормили. Однако полтора года назад Моро пришел на совет после одной очень неприятной заварушки и совершенно позабыл, что не ел двое суток. Перед Керетом стояла вазочка с орехами, и весь совет в остолбенении наблюдал, как представитель императора в Звездной палате тащит эту вазочку к себе и начинает пожирать из нее орехи, не прекращая доклада о переподготовке военных пилотов. С тех пор во время совещаний на столе всегда стояла какая-нибудь еда. Бет демонстративно ни к чему не притрагивалась, хотя такой хороший кофе на Картаго был редкостью.
- Господа, сегодня я собрал вас, чтобы обсудить предложение Звездной Палаты о постройке новой станции. Сеу Лесан, может быть, вы в двух словах представите ваш проект.
Моро мысленно сказал «спокойно, спокойнее, очень спокойно» и встал.
- Я надеюсь, все получили материалы по проекту, а также техническое и экономическое обоснование. Поэтому буду краток. Если в ближайшее время у нас не будет большой, новой и хорошо работающей космической станции, то мы загоним себя в ситуацию экономической блокады. Напомню, что мир с Империей был заключен в основном для того, чтобы этой блокады избежать.
Существующие станции – это даже не паллиатив, это насмешка. Акхит задыхается. Тэсса задохнулась пятнадцать лет назад. У нас нет достаточного количества пилотов, укомплектованных экипажей и полностью оснащенных кораблей, но даже в этих условиях мы могли бы совершать вдвое больше рейсов, чем сейчас – если бы у нас была станция.
Мы используем звездолеты универсального взлета-посадки и губим экологию планеты, но могли бы отказаться от этой порочной практики – если бы у нас была станция.
Будь у нас станция, мы смогли бы восстановить свободу торговли, ввозить в десять раз больше товаров. Не было бы необходимости в налогах на предметы роскоши.
- Иными словами, вы предлагаете нам возможность покупать сигареты подешевле, - язвительно сказала Шер Алият. – Думаю, проще будет бросить курить.
«Спокойно, еще спокойнее, очень спокойно», - подумал Моро.
- Сеу Алият, вы против? – мягко спросил император.
- Да. Мы живем на нищей планете с полуразрушенной инфраструктурой. Эти деньги должны быть вложены в поддержку жизнедеятельности городов, в терраформирование… Да у нас сотня дырок, которые мы не знаем, как заткнуть! А нам предлагают…
- А вам предлагают замазать глиной дно решета, в котором вы пытаетесь наносить воды, - прервал ее лорд Кимера. – Сейчас мы неконкурентоспособны на рынке тяжелых металлов, потому что не можем обеспечить непрерывных поставок. Если мы сможем изменить эту ситуацию, то выиграет весь дом Рива.
- И ваш клан в первую очередь.
- И что в этом плохого, позвольте спросить? Интересы клана Кимера никогда не противоречили…
- Господа, господа, - умоляющим тоном сказал казначей. – Любое наше решение будет иметь очень важные последствия для экономики планеты. Нельзя ли принимать его более взвешенно?
- Рива всегда были домом космоходов!
- И к чему это нас привело?
- Позвольте!
- Если бы не этот мир с Империей…
- …то нас бы размазали по всей Галактике! Будьте реалистами!
- Я протестую!
Керет чуть слышно кашлянул. Галдеж мгновенно стих.
- Госпожа цукино-сёгун, можно услышать ваше мнение?
- Взрыв на сахарном заводе, - холодно произнесла Бет.
- Э-э-э? – вопросительно протянул лорд Вара.
- Вчера днем. Пятнадцать человек погибло.
- И это будет происходить до тех пор, пока у нас не будет денег на модернизацию производства. А деньги мы можем получить, только развивая торговлю. То есть после постройки станции, - Моро посмотрел на кофейную ложечку, которую сжимал в руке, разогнул ее и положил обратно на блюдце.
- Я вас не перебивала!
Бет, при ее оперном голосе, не было нужды кричать – нужно было просто правильно дышать.
- В вашем так называемом технологическом обосновании нет ни слова о рабочих. Кто будет строить эту станцию? Сколько людей должно погибнуть, чтобы вы могли развивать вашу торговлю? Даже на сахарном заводе никто не в состоянии защитить гемов – а что будет в открытом космосе?
Моро снисходительно покачал головой.
- Сеу Кордо…
- Салим не даст согласия на этот проект, пока не получит гарантий безопасности для рабочих-гемов, - твердо ответила Роксана Кордо.
- Бедный Александр, - протянул наместник Киша. – Его собственная плоть и кровь восстает против него. Ведь это проект Кордо, а не ваш, верно, Лесан?
- Это предложение Звездной Палаты, - поспешно сказал Моро. – Сеу Кордо, насколько я понимаю, гемы в большинстве своем готовы идти на очень серьезный риск, чтобы получить статус вольноотпущенника?
Рокс молча кивнула.
- Вы предлагаете освобождать всех гемов, которые будут строить станцию? – удивленно спросил казначей. – В экономическом обосновании об этом ни слова.
- Восемнадцатая поправка к Кодексу Ледового Братства никогда не была официально отменена, - усмехнулся Моро. - Любое разумное существо, находившееся до этого момента в рабском состоянии, будь то естественнорожденный или генетически измененный человек или шеэд, выполнив любую работу на любом корабле, получает статус свободного и равные права с членами Братства.
Поднялся новый гвалт, еще громче прежнего. Практически любой закон дома Рива, принятый более ста лет назад, был иголкой в стоге сена – чтобы его отыскать, требовались совместные усилия историков и юристов. Однако стоило его найти, как он становился иголкой в ботинке. С Восемнадцатой поправкой дело обстояло еще хуже – эту иглу уже один раз нашли, а затем, после долгих дебатов, затолкали обратно в стог. Тем сильнее она теперь кололась.
Керет некоторое время прислушивался, наклонив голову набок, затем постучал ладонью по столу.
- Я предлагаю вернуться к этому вопросу через неделю. Что у нас дальше?
После окончания совещания он жестом попросил Моро остаться. Бет театрально возвела глаза к небу.
- Честное слово, - прошипела она, - если бы я точно знала, что он твой любовник, мне было бы спокойнее.
- Ты бы хотела знать, что я совершаю смертный грех, Эльза?
- Императору лучше быть грешником, чем психом.
- Резонно, - согласился Керет. Бет фыркнула и удалилась. – Морихэй, скажи, пожалуйста, насчет освобождения гемов – это был экспромт?
Моро пожал плечами.
- Нет, конечно. Банальная двухходовка. Вбросить идею и посмотреть на реакцию.
- Мою?
- Их. Тебе я могу просто сказать, что это нужно сделать.
Керет покачал головой.
- Два года назад мы устояли против давления Рима, чтобы теперь сдаться?
- Два года назад мы попали в простую ловушку. Большинство гемов выкупает Салим. Восемьдесят процентов бюджета Салима – это пожертвования римлян.
- И мы заранее знали, что так будет. Более того, мы рассчитывали на то, что они будут вливать деньги в нашу экономику
- Правильно, только мы думали, что это нам даст промышленный рост, а не инфляцию.
- И теперь, чтобы исправить это положение, я должен разорить половину космоходов дома?
- Не более десяти процентов.
-Скажи Кордо, пусть выберет другой предвыборный лозунг. Этот плохо звучит.
- Я передам.
Керет вздохнул.
- Пришли мне подробное обоснование с цифрами. И я правильно понял, что станция – это просто предлог?
- Нет, станция – это жизненная необходимость.
Несколько секунд они молча глядели друг на друга, выжидая, кто улыбнется первым. Моро сдался раньше.
- Раз уж мы прояснили этот вопрос… У меня новости от доминатора Отрани. Похоже, он решил подождать, пока умрет или эмир, или ишак. Он считает, что должен просить разрешения императора Брендана.
Керет взял из вазочки конфету.
- Как интересно.
- Ничего интересного. С одной стороны, Брендан не может допустить союза одного из своих доминионов с Вавилоном. С другой – он потеряет лицо, если запретит доминатору распоряжаться рукой собственной дочери. На его месте, я бы сплавил этот вопрос папе.
- На предмет?
- Чтобы выяснить, может ли католичка выйти замуж за язычника. На самом деле, если у Брендана есть хоть немного чувства юмора, то он разрешит эту свадьбу, устроит из нее большое примирение между империями, а потом всех нас перережет. Во славу святого Варфоломея или еще какого-нибудь святого.
- И лет через двадцать я решу, что Эрин стоит мессы? – Керет покачал головой. – Мне все меньше нравится эта идея с браком.
- Будем надеяться, что у Брендана нет чувства юмора, - предложил Моро. – К тому же, Матильде Отрани только пятнадцать, у нас еще три года. За это время может умереть целое стадо ишаков.
- И эмиров, - согласился Керет. – У кого-нибудь из глав кланов еще остались в запасе дочери-девственницы?
Моро почесал в затылке.
- Никогда специально не интересовался этим вопросом. Но могу узнать.
- Сделай такое одолжение. Да, и еще одно. Скажи своему приятелю, пусть придержит язык.
Моро поклонился и направился к двери.
- Ты не жалеешь, что не улетел с Рихардом? – неожиданно спросил Керет.
- Каждый день, - ответил Моро, глядя в стену. – А толку?
Рихард Шнайдер улетел с Картаго перед заключением мира с Римом. Вместе с ним планету покинули все, кто принимал какое-то участие в бомбежках Сунагиси, а также некоторые синоби. За Моро было зарезервировано место на флагманском корабле, но за день до отлета он просто исчез. Посланные за ним люди вернулись ни с чем, посланные за ним морлоки не вернулись.
- Я часто думаю о нем, - задумчиво сказал Керет. – В конце концов, Рихард оказался победителем. Мы сдались, а он просто отступил.
Моро молча вышел из зала совещаний. По дороге в Звездную Палату он отправил одно длинное сообщение, а затем – два коротких. Выйдя из машины, он огляделся по сторонам, коротко выругался, достал из кармана синюю звездочку, обвитую лентой с надписью «Сквозь тернии – к звездам», и прикрутил на хаори слева. В присутствии императора носить символы политических партий было запрещено.
В первый день весны Акхит началась официальная предвыборная кампания, и у большинства собравшихся в Звездой Палате на груди блестел какой-нибудь значок. Синие звезды асперистов, белые кулаки консервативной партии, золотые ножи левеллеров – Моро прищурился, запоминая лица. (В списке вещей, которые левеллеры собирались срезать своими золотыми ножами, среди прочего числилась власть императора). Три обладателя значков с изображением белой колонны, увитой зеленью, смотрели по сторонам с вызовом, но смущенно – «Опора» считалась партией планетников.
Возле окна стоял Дик. У него было измученное лицо – как у солдата, который только что вернулся из ночной атаки и узнал, что его посылают в разведку. Как у солдата, который застрелит любого, кто произнесет слово «дезертировать». На его синей куртке блестел значок – радужная рыбка. Символ Партии Надежды.
Участие в предвыборной кампании было самым безнадежным действием Ричарда Суны за все то время, которое он провел на Картаго. Приблизительно половина населения планеты была готова голосовать за его партию. Девяносто процентов из них не имели права голоса – рабы, вольноотпущенники, планетники без гражданства. Во всем зале суда Звездной Палаты не было второго человека с радужной рыбкой на лацкане.
Моро прошел на свое место, коротко объявил, что император отложил решение по поводу строительства станции, переждал общий вздох разочарования и начал заседание суда. Контрабанда, незаконная торговля, уклонение от уплаты налогов, плюс два убийства. Завтра в глайдер-порту будет шумно. Он достал из кармана пузырек с зелеными капсулами и проглотил одну.
Дик поднял руку.
- Закон о жестоком обращении, - сказал он, глядя в пол. – Есть свидетель.
- Да вы стервятник, Суна! – с отвращением сказал высокий седой пилот. – Вам мало того, что парень будет висеть, вы еще хотите отобрать гемов у его семьи?
- Есть свидетель, - повторил Дик сквозь сжатые зубы.
Обвиняемый посмотрел на него с ненавистью.
- Моя жена… мои дочери… они не должны голодать…
- Без доходов от вашей контрабандной торговли, это все равно их ждет, рано или поздно, - сухо сказал Моро. – Пригласите свидетеля. Воля императора священна.
- Сука, - бешеным голосом процедил контрабандист. – Сука, сука, чтоб ты сдох, скотина!
Моро оглядел зал, убедился, что собрал на себя все отвращение собравшихся, и повторил: «Пригласите свидетеля». Дик пристально рассматривал свои кулаки. Мальчик, неужели ты думаешь, что я кому-то отдам роль главного злодея в этом шоу?
После заседания Моро проглотил синюю капсулу и направился в туалет.
- Хо, - сказал черноглазый юноша в бежевом комбо, - а я как раз тебя ищу. Кордо сказал, чтобы я с тобой поговорил.
Моро иронически огляделся вокруг. Джимми Чиэн невозмутимо направился к писсуарам. Очевидно, предполагался действительно серьезный разговор.
- Что это за хрень с экологической полицией? – спросил он, расстегивая ширинку. – Только не надо мне пудрить мозги этой хренью с ответственностью перед будущими поколениями.
- Если ты ловишь рыбу по квотам, то лучше дружить с парнем, который проверяет соблюдение этих квот.
- Да не ловлю я рыбу! – возмутился Джимми. – У меня клан космоходов, на хрена мне эти квоты?
- Мне продай, - предложил Моро.
- А что, можно? – удивился Джимми.
- Вот за это мы и платим экологической полиции.
Это было, мягко говоря, художественное преувеличение. За это платили отдельно, и не полиции в лице Ройе, который взяток не брал, а отдельным инспекторам. Деньги же, о которых шла речь, партия асперистов передавала экологической полиции гласно и с большой помпой. Забота об экологическом равновесии занимала большое место в предвыборной программе.
Джимми задумался.
- Квоты квотами, а денег у меня все равно в обрез.
- Людей дай, - предложил Моро.
- Ага, разбежался и об стену. Те, кто Ройе подойдет, мне самому нужны, а кого я хочу сплавить, он не возьмет. Пол-клана уродов, что ты будешь делать, а? В кого не ткни – либо старый, либо алкаш, либо старый алкаш.
- А морлоки у тебя есть?
Джимми скривился.
- А то нет. Отборные армейские лбы. Сидят на моей шее, жрут за троих, ни хрена не делают. Отцовское наследство, чтоб его.
- Так отправь их к Ройе.
Джимми просветлел, затем нахмурился.
- Как это? Их же продавать теперь нельзя. И дарить тоже.
- А ты их освободи.
Джимми показал потолку неприличный жест. Моро мысленно застонал.
- Значит, кормить просто так ты их можешь. А отпустить за деньги – нет?
- Разве ж это деньги? – возмутился Джимми. – Эти жуки из Салима совсем обнаглели, меньше чем за полцены не берутся. Говорят, не хочешь – сиди, жди, пока до тебя очередь дойдет, через восемь лет всех бесплатно потеряешь.
- Что ты хочешь от идеалистов? – пожал плечами Моро. – А ты не связывайся с Салимом, пусть твои морлоки себя сами выкупают.
- На какие шиши?
- На такие. Пусть они тебе напишут долговое обязательство и выплачивают со своих заработков. Если считать проценты, то никакой Салим тебе за гема такой цены не даст.
- Так они же надуют! – изумился Джимми.
- Никогда. Возврат по гемским распискам – девяносто семь процентов, причем остальные трое – либо калеки, либо покойники. Если об этом сказать любому банку, который кредиты выдает, он будет рыдать три часа. Самые честные люди на этой планете, сеу Чиэн, - это гемы.
- Они не люди, - сурово сказал Джимми.
- В том числе и по этой причине тоже.

* * *

Ресторанчик Меру считался приличным местом – в нем не подавали кракена и не обслуживали гемов. Кроме того, все знали, что рестораном владеет синоби, который, уж конечно, всюду понатыкал жучков, поэтому серьезные люди туда не ходили, что помогало ресторану оставаться приличным местом. Впрочем, Моро было все равно, сколько народу туда ходит и какого именно народу – он использовал это место, чтобы легализовать незаконно добытую рыбу. Меру, разумеется, думала, что бывший хозяин помог ей открыть ресторан исключительно по доброте душевной.
Моро велел шоферу оставаться возле машины, а лучше прямо в ней, и пошел внутрь ресторана, навстречу сияющей улыбке Меру. «Этого римлянам никогда не понять, - думал он, пока Меру со счастливыми глазами гладила его руки. – Из-за этого никакая элиминация гемов была невозможна. Из-за этого через восемь лет освобождение гемов станет трагедией для нескольких поколений. Римляне думают, что мы создали для себя идеальных рабов. На самом деле мы создали для себя идеальную любовь, ту самую, о которой говорил апостол Павел. Мог ли он когда-нибудь думать, что это чувство сконструируют генетики и этологи?»
- Весь день на ногах, ужасно хочу есть, - сказал он специально для Меру. На самом деле он не хотел есть уже довольно давно, и питался просто по необходимости. Но Меру было приятнее его кормить, когда он был по-настоящему голоден.
Она привела его в отдельный кабинет, исчезла, и через минуту вернулась с корзинкой свежего хлеба и керамической миской, в которой дымилась рыбная похлебка. Моро обхватил миску ладонями и закрыл глаза, концентрируясь на ощущениях: запах еды, тепло в пальцах… На таком примитивном уровне он был еще способен получать удовольствие от жизни. Он вздохнул и принялся за еду. В этой жизни за все приходится платить, а за любовь – особенно. Когда он обедал у Меру, приходилось съедать все до последней крошки, иначе она бывала безутешна.
Через час он вышел из ресторана и огляделся. Прямо возле его ног лежал полураздавленный пельмень, чуть ближе к машине – другой, а шофер с оскорбленным видом соскребал с машины наклейку партии левеллеров – золотой нож срезает голову, высунувшуюся из толпы. В машине сильно пахло соевым соусом и играла музыка. Моро прислушался и узнал голос. Бет пела «Сойди с горы, Моисей».
- Ты что, христианин? – спросил он шофера.
- Да, - ответил тот изумленно. Это был первый личный вопрос, который он услышал от своего работодателя.
- Ясно, - сказал Моро. – Кто бы сомневался. На Храмовую дорогу.
Он сел в машину и поднял перегородку между собой и водителем, отсекая первые аккорды «Стучусь в небесную дверь». Через десять минут он опустил перегородку и спросил:
- И как тебя зовут?
- Роберт Шерман.
Моро хмыкнул и ничего не ответил. Большинство вольноотпущенников брали себе фамилию клана или семьи, которой прежде принадлежали. Морлоки – особенно армейские морлоки – предпочитали называться в честь знаменитых полководцев. Моро знал, что двое морлоков клана Бон при крещении выбрали для себя имя Экхарт.
На Храмовой дороге машина остановилась возле небольшого коричневого здания без особых примет, если не считать креста на крыше. В самой середине креста было пятно от зеленой краски, еще несколько пятен расплывались на крыше, и два – над входом. Пожилой гем сосредоточенно счищал со стены какую-то надпись, от которой уже остались только две буквы и четыре восклицательных знака. Моро кинул несколько монет в копилку у входа, обошел церковь слева и вошел в боковую дверь. Внутри было темно и душновато. Он прошел по коридору и постучался в дверь с табличкой «Не входить».
- Войдите, - сказал мужской голос с сильным гэльским акцентом.
- Нормальные люди обычно сначала спрашивают, кто там, - сказал Моро, переступая через порог.
- А потом стреляют сквозь дверь, я знаю. Здравствуйте, капитан.
У клана Бон было четыре пилота, и все четверо – «каботажники». Они могли летать только по известному маршруту, поэтому всякий раз, когда нужно было попасть на какую-то незнакомую им планету, корабль пилотировал Моро. Это накладывало некоторые ограничения. В частности, он не мог появляться на имперских планетах, потому что числился в списке самых разыскиваемых преступников три раза: один раз под своим нынешним именем и еще два раза – под прошлыми именами (три года назад он занимал в этом списке пять позиций, но с тех пор было доказано, что Морихэй Лесан, Рудольфо Чаморро и Мортимер Блэйн – это один человек). Поэтому на имперские планеты он летал с очень хорошими фальшивыми документами, и имя, которое в них стояло, никоим образом нельзя было сократить до «Моро».
Во время одного из таких рейсов ему подвернулось выгодное дело: нужно было доставить на Картаго двадцать человек туристов. Корабль, построенный еще во времена Солнца Экины, был изначально не предназначен для пассажирских перевозок, кроме того, ему предстояло доставить на Картаго легальный груз, контрабандный груз и личную контрабанду восьми членов команды. Моро подумал и согласился взять пассажиров. Торговцы из дома Рива были знамениты тем, что не отказывались от выгодных дел.
Он проклял свое решение во время первой же общей трапезы, когда понял, что взял на борт целый выпуск семинарии, девятнадцать молодых, абсолютно счастливых капуцинов. Юноши пребывали в непрекращающейся эйфории: они только недавно приняли сан, в первый раз в жизни летели на космическом корабле, и направлялись на языческую планету сеять там семена истинной веры. От них некуда было деться. Они возникали в самых разных уголках корабля, задавали массу вопросов о том, что будет, если потянуть за этот рычаг, и пытались сеять семена истинной веры среди экипажа.
Спустя год троих из этих счастливых людей уже не было в живых.
Двадцатый, отец Макконахи, на их фоне казался образцом спокойствия. Ему было уже хорошо за пятьдесят, он много раз летал на самых разных кораблях, в том числе – в качестве армейского капеллана, и, хотя он тоже был счастливым человеком, это оставалось его личным чувством. К тому же он умел молчать и играть в го. Моро подозревал, что отец Макконахи работает на имперскую разведку, но все равно получал удовольствие от его общества – как на корабле, так и после, в Пещерах Диса, где тот служил настоятелем церкви святого Николая.
- Говорят, вы опять произнесли какую-то проповедь, - сказал Моро.
Отец Макконахи улыбнулся.
- Я так часто позволяю себе это предосудительное поведение…
- Не перескажете мне последнюю?
- Извольте. Я говорил о том, что некоторые люди понимают грех как желание причинить зло ближнему. К примеру, те, кто уничтожил Сунагиси, совершили грех, потому что желали смерти безвинным людям. Однако вчера на сахарном заводе погибли пятнадцать человек. Виновен ли в этом кто-то? Да, безусловно – те люди, которые не заботились о безопасности рабочих и не чинили изношенное оборудование. Желали ли эти люди зла? Никоим образом. Они не стремились к тому, чтобы погубить свое имущество и чужие жизни, они просто не думали о том, к чему может привести их жадность. И тоже совершили грех.
Моро недоверчиво покачал головой.
- Знаете, вы меня каждый раз поражаете. Вроде бы человек в вашем возрасте не должен был сохранить такую потрясающую наивность.
- А в чем дело? – весело удивился отец Макконахи. – Я в чем-то ошибся?
- Вы вообще знаете, почему христианскую церковь допустили на Картаго?
- Потому что в мирном договоре был записан пункт о свободе совести? – предположил отец Макконахи.
Моро жестом отмел это предположение, как несущественное.
- Этологи проштудировали Евангелие вдоль и поперек и родили двухсотстраничный доклад императору. Оказалось, что христианство – это самая лучшая религия для гемов. Учит их повиноваться хозяевам и не просить социальных гарантий. Блаженны кроткие, кесарю кесарево и так далее.
Отец Макконахи заинтересовался.
- Иными словами, люди, которые основали это странное учреждение… Вавилонскую церковь Христа Милосердного… они что же, этологи?
- Да, разумеется.
- Как интересно. Я, признаться, предполагал, что они раньше занимались массовыми развлечениями. Кстати, раз вы так осведомлены, может быть, вы знаете – эти… люди… считают себя католиками или протестантами? Признаться, из наблюдения за их службами я не смог этого понять.
Моро пожал плечами.
- Думаю, они это решат, когда гемы поймут, в чем разница между теми и другими. Сейчас это, кажется, не имеет особого смысла. К тому же вопрос не в этом. Я просто пытаюсь вам объяснить, что вас допустили на Картаго для того, чтобы вы делали то, что так хорошо умеет ваша церковь – убеждали рабов и бедняков в справедливости существующего порядка. А не для того, чтобы вы обличали руководство сахарного завода и поминали Сунагиси на каждом углу.
- О, - удивился отец Макконахи, - а что не так с Сунагиси?
- Практически все, - вздохнул Моро. – Ваша пропаганда затрепала это слово, как тряпку.
- Возможно. Видите ли, мы считаем, что правда не становится хуже от повторения.
- Особенно если эта правда удобна вам и неудобна вашим противникам. Разумеется. Вот только когда на Картаго вырастет поколение, которое будет считать, что никаких бомбежек Сунагиси не было, или что римляне сами все устроили, а потом свалили вину на нас, или что это было героическое деяние – что вы тогда будете делать со своей правдой?
- Это будет печально, – согласился отец Макконахи. – Однако мне кажется, что на ваше молодое поколение оказывает влияние не только римская пропаганда.
- Не только. Но вы же понимаете, что ждет любого вавилонского политика, который будет повторять слова римлян? Даже если эти римляне утверждают, что дважды два равно четырем. Никто на Картаго не может себе позволить публично назвать бомбежки Сунагиси преступлением.
- Кроме Ричарда Суны.
Моро прикусил губу.
- Я просто хотел вам сказать, что если императору будет нужно, чтобы вы были убиты в темном переулке… или сгорели вместе с вашей церковью… или умерли от сердечного приступа… то мне это дело не поручат.
Отец Макконахи кивнул.
- Я, безусловно, приму это к сведению. Сыграем?
Он разложил на шатком столе доску и достал камни. Моро, как обычно, играл черными. Несколько ходов было сделано в полном молчании.
- «Сквозь тернии к звездам», - сказал отец Макконахи, глядя на синюю звездочку. – Я читал программу вашей партии, очень интересно. Правда, должен заметить, я не ожидал найти там цитату из энциклики Пия XI.
- Умная мысль есть умная мысль. – Моро поставил на доску камень. – Даже если ее высказал римский папа в двадцатом веке.
- Несомненно. И, конечно, ссылка на первоисточник была бы крайне неуместна, я понимаю.
- Это было единственным, что привлекло ваше внимание?
- Нет, почему же. Хорошая программа для консервативной партии. «Пусть все идет, как прежде, только лучше».
Моро улыбнулся.
- Вообще-то мы прогрессисты. Практически либералы. А консервативная партия от нас через океан, на Биакко.
Отец Макконахи взял в руку белый камень и внимательно на него посмотрел.
- Знаете, мне почему-то казалось, что партия, которая своей символикой подчеркивает расовую принадлежность своих членов, и призывает к линчеванию людей другой расы… как бы это сказать… должна называться не «консервативной».
- Если бы они к этому действительно призывали, было бы хорошо, - задумчиво сказал Моро. – Тогда им ничего не светило бы на выборах.
- Неужели?
- Сразу видно, что вы римлянин. Это на ваших планетах гемов ненавидят так, что готовы линчевать. У нас все иначе.
- Действительно?
- Да. Начнет с того, что их никто не боится. Они берутся за такую работу, которой побрезгует любой свободнорожденный нищий планетник. Они послушные, всем кланяются и не проявляют никакого стремления жениться на наших женщинах. Морлоки – это другое дело, но я, признаться, не видел желающих линчевать морлока. Удобно быть двухметровой агрессивной тварью с когтями, никто не стремится тебя угнетать. Кроме того, гемы для нас – что-то вроде домашних животных, собак, например. Конечно, везде есть больные люди, которые мучают зверей, но вы же представляете, что ждет партию, которая в свою программу впишет пункт об истреблении собак? Люди сентиментальны, а Рива, будучи по сути своей пиратами, сентиментальны вдвойне.
Отец Макконахи кивнул.
- Очень интересно. Я всегда получаю большое удовольствие, когда вы излагаете мне основы вавилонской этики.
Моро передвинул камень.
- А я получаю сравнимое удовольствие, когда вы напоминаете мне о том, что есть римская этика. Например, вас волнуют консерваторы, которые, предположительно, хотят убивать гемов, а не левеллеры, которые намерены убивать людей.
- Чиновников и богачей, - поправил его отец Макконахи, улыбаясь.
- Это, конечно, совсем другое дело, вы правы.
- Это очень нехорошо с их стороны. Однако у меня, почему-то, сложилось такое впечатление, что левеллеров не допустят до выборов. Вероятно, просто предчувствие.
- Ваш ход, - сказал Моро.
Он выиграл эту партию, отказался от следующей и вышел в коридор. Открывая дверь на улицу, он столкнулся с человеком, который как раз собирался зайти в церковь.
- А…, - растерянно сказал Дик.
- Бэ, - коротко ответил Моро и пошел к машине. Пройдя несколько шагов он остановился, посмотрел через плечо, несколько раз глубоко вздохнул и пошел в прежнем направлении. В машине он бросил шоферу: «Домой!», достал сигарету, убрал ее обратно в пачку и несколько минут задумчиво водил пальцем по губам.
Дома он переоделся, не глядя в зеркало, дождался, пока Кетхен приведет в порядок свои волосы, и вместе с ней поехал на прием. Там Кетхен моментально растворилась в толпе, что удавалось ей на удивление легко, принимая во внимание ее богатырский рост. Моро в очередной раз ей позавидовал, взял стакан с водой и начал перемещаться по залу, стараясь находиться на одинаковом расстоянии от всех гостей. На третьем круге у него на пути вырос невысокий широкоплечий юноша.
- Сеу Лесан? – сказал он басом. – Я – Джерри Чиэн.
- Очень приятно, - ответил Моро, который терпеть не мог, когда к нему подкрадывались на приемах.
- Я много про вас слышал, - продолжил Джерри. – Про вас говорят… разные вещи.
По его лицу было видно, что он в восторге от собственной смелости, но несколько опасается получить по шее.
«Пожалуйста, - подумал Моро, обращаясь сам не зная к кому, - пусть этот щенок прекратит меня задирать. Я не могу с ним драться, его брат в нашей партии».
Он дрался на дуэли пять раз и убил четырех противников, предполагая, что запрет поединков на него не распространяется. Во время пятой дуэли его располосовали вдоль и поперек. Пока над ним трудились медицинские боты, его противника повесили за нарушение императорского указа. После этого Моро всячески избегал поединков.
- Говорят… что вы любите… мужчин.
Джерри вызывающе облизнул губы. Моро внимательно на него посмотрел – крупный рот, широкая шея, разбитые костяшки пальцев – и медленно сказал:
- Вас ввели в заблуждение. Я никого не люблю.
Они вернулись домой ближе к полуночи. Кетхен молча направилась в свою комнату. Моро мимоходом подумал, что надо, в конце концов, что-то с этим делать, затем махнул рукой и пошел к себе. Следующий час он провел в инфосети, затем механически проделал ката и достал капсулу со снотворным.
- Спать, - сказал он сам себе. – Спать.
Он внимательно посмотрел на капсулу и отложил ее в сторону. В конце концов, сегодня был хороший день, совещание у императора прошло удачно, и он впервые за три года говорил с Диком. Можно попробовать уснуть без лекарства.
Он лег на спину, закрыл глаза и начал представлять себе, что вокруг него шумит море. Он лежит на плоту и смотрит в звездное небо, и волны слегка покачивают плот, а Дик лежит рядом, положив руку под щеку, и смотрит сквозь ресницы, а вокруг шумит глубокое… глубокое… море…

@темы: фик, миди, Сердце меча