[multi-gen]

Название: Здесь и сейчас
Фандом: Star Trek: TOS
Автор: Fly in blue
Бета: Мэтти
Герои: Джим Кирк, Спок, Маккой
Рейтинг: PG
Тип: драма
Объем: 3426 слов
Дисклеймер: Персонажи мне не принадлежат, но периодически не дают покоя. Клянусь, я забуду про них, как только они забудут про меня.
Саммари: Между двумя событиями пролегает целая жизнь. Но выбор остается неизменным.
От автора: Моя попытка понять решение Кирка в фильме «Star Trek: Generations».

Когда Спок вышел из турболифта, Кирк изнывал на мостике в ожидании рапорта своего старшего офицера. Время вокруг, казалось, остановило свой бег. На главном экране висело изображение планеты, также словно застывшей в летаргическом сне. Ожидание для Кирка было самым страшным испытанием. Еще до того, как Спок подошел к капитану, тот обернулся и вскочил со своего кресла.
- Ну, наконец-то, Спок. Ваше сообщение поступило полчаса назад.
- Я был в лаборатории. Мы все проверили, капитан
- В таком случае…- Кирк сделал паузу.
Спок кивнул головой.
- Да, капитан. Вам можно спуститься на планету. Вероятность опасности составляет…
Кирк поднял руки, словно защищаясь. “Достаточно дружище, пока ты не уморил меня своими цифрами”.
Спок неоднократно видел этот жест капитана и правильно его расшифровал. Он замолчал на полуслове.
- Отлично, - перевел дух Кирк.
- И все-таки я рекомендую вам взять с собой сопровождение.
- Это намек на мою способность влипать в ситуации?
Спок в ответ промолчал.
- Очень корректно, - улыбнулся Кирк. – Почему бы тебе не отправиться со мной?
- Я только что с поверхности, капитан. К тому же кто-то из нас двоих должен находиться на борту.
- Ты не доверяешь Скотти?
- Мистер Скотт предпочитает мостику инженерную.
- Хорошо, уговорил, я возьму кого-нибудь из службы безопасности.
Планета, вокруг которой сейчас медленно вращался «Энтерпрайз», не имела собственного имени. Эта планета была мертва, по крайней мере, сто тысяч лет. Звезда системы имела обозначение MXE 3015 и была картографирована около двадцати лет назад одной из экспедиций. Тогда то и были открыты на поверхности четвертой планеты системы многочисленные руины. Заданием «Энтерпрайз» было доставить на эту планету с десятой базы археологическую экспедицию. Сама звезда никакой угрозы не представляла. Она была стара, но до ее превращения в красный гигант по наблюдениям астрофизиков оставалось не меньше миллиона лет. Однако планета выглядела уже очень дряхлой, усталой, несмотря на то, что атмосфера ее все еще годилась для дыхания, а температура на поверхности ночью опускалась летом в умеренных широтах всего лишь до минус пяти. По предварительным оценкам археологов, руины на планете скрывали многообещающие находки.
Перед тем как высадить экспедицию на поверхность мистер Спок провел необходимые наблюдения и расчеты. Он настоял на том, чтобы капитан оставался на корабле пока не будут закончены все подготовительные процедуры. Первыми на планету был высажен десант, состоящий из нескольких ученых в сопровождении сотрудников службы безопасности. И лишь после этого должен был начаться спуск оборудования экспедиции. Все это время Кирк стоически терпел тиранию своего первого офицера с воодушевлением поддержанную Маккоем.
- Давно пора было ввести ограничения на включение капитана в десант. Капитану нечего делать на поверхности планеты. Для этого у тебя, Джим, есть масса специалистов, вот и пользуйся ими. А не строй из себя героя, - многословно радовался Маккой. Он был всецело на стороне Спока и делал вид, что не замечает ни убийственных взглядов Кирка, ни его подозрительного молчания. Капитан не спорил с доктором, чтобы не дать тому повода отправить его отдыхать от очередного переутомления. И не мудрено переутомиться, высиживая на корабле, зная, что внизу во всю кипит работа. И раньше бывало, что капитан оставался на корабле. Но почти всегда он шел на это не под принуждением, как в этот раз, а под влиянием ситуации, подсказывавшей, что его присутствие на борту было более верным решением. Но сейчас ситуация была до смешного нелепа. Никакой опасности планета явно не представляла, и, тем не менее, ему пришлось подчиниться, потому что он не мог не согласиться с тем, что от Спока была больше пользы на планете, чем от него и что в одновременном их присутствии на поверхности не было никакой надобности.
Луч транспортатора переправил его и рядового Даллера неподалеку от временного лагеря экспедиции. Кирк оглянулся по сторонам и решил прогуляться по окрестностям. Как раз неподалеку от него, примерно в двухстах метрах, виднелись очертания сооружения похожего на сильно разрушенную арку. Окинув взглядом руины, простиравшиеся до самой линии горизонта, он был потрясен увиденным.
- Однако здесь работы для нескольких поколений археологов, - заметил он. – Бедняга Кристиан, - пожалел он главу археологической экспедиции. – Он этого не переживет.
На раскопки ему отводилось всего примерно шесть лет, после этого экспедицию должны были свернуть. Понимая, что высказывание капитана не было обращено лично к нему, Даллер только слегка кивнул головой.
Кирк начал обходить огромный обломок, видимо когда-то составлявший часть стены и на мгновение пропал из вида. Даллер немедленно прибавил шаг и нагнал капитана, который к тому времени остановился и склонился над чем-то похожим на небольшой овальный камень.
- Когда-нибудь и от нас нечего кроме руин не останется, - сказал Кирк, выпрямившись. – Интересно, через сколько веков или тысячелетий это произойдет.
- Сэр, - несмело начал Даллер, - может быть нам лучше вернуться.
- Почему? – нахмурился Кирк. Опеку Спока и Маккоя он еще мог выдержать, но если еще и рядовые начнут считать что они вправе приказывать своему командиру…
- Мы далеко ушли от лагеря.
- Мы в ста пятидесяти метрах от него, рядовой. Просто руины загораживают обзор.
- Не только, сэр, - продолжал настаивать рядовой. – Они мешают определить направление.
Кирк внимательно посмотрел на Даллера. Тот не казался испуганным, он очень внимательно разглядывал свой трикодер.
- Дайте-ка его мне, - сказал Кирк. Даллер без слов вручил капитану трикодер. Одного взгляда хватило, чтобы определить, что рядовой говорит правду. С прибором творилось нечто очень странное. Возможно, он просто был неисправен, в противном случае было непонятно, как Спок не смог заметить такой очевидной аномалии. Кирк сделал шаг в сторону и сразу же отметил изменения в показаниях прибора. Вот оно что. То, что влияло на прибор, находилось неподалеку от них. Кирк решил отыскать, что именно заставляет трикодер сходить с ума и затем сообщить о находке Споку, будет интересно взглянуть, как на это отреагирует его офицер по науке.

Спок вторично допросил Даллера через два часа. Он исходил из предположения, что за это время рядовой успокоится и сможет припомнить некоторые подробности касавшиеся чрезвычайного происшествия. Но его ожидания не оправдались, рядовой почти слово в слово повторил свои прежние показания.
- Руководствуясь показаниями трикодера, мы добрались до арки. Той, что видна из лагеря. В ее основании капитан обнаружил углубление, которое почему-то вызвало у него огромный интерес.
- Он сказал вам об этом?
- Нет, сэр, но он долго осматривал ее и несколько раз удивился чему-то.
- Чему именно?
- Он ничего мне не сказал, сэр.
- Что было дальше?
- Капитан приказал возвращаться в лагерь. И я был этому рад.
- У вас были предчувствия?
Спок спросил рядового вполне серьезно, он давно убедился, что предчувствия людей заслуживают внимания.
- Да, сэр, - слегка смутился Даллер. – Мне не нравилось это место.
Уточнять, что именно ему не понравилось в арке, он не стал, и Спок не настаивал на этом, понимая, что объяснить Даллер все равно не сможет.
- Но не успели мы отойти от нее, как капитан остановился и спросил меня, слышал ли я что-нибудь. Но я ничего не слышал. Он вернулся к арке, но не успел поравняться с тем углублением, как вдруг упал. Я немедленно бросился к нему, сэр. Но он уже был без сознания.
- И вы ничего не видели? Какого-нибудь луча, существа, странного образования?
- Нет, сэр. Ничего.

“Ничего”. Это слово преследовало Спока. Не давало ему покоя. Он ничего не мог сделать для Джима. Он не мог ничего объяснить ни себе, ни другим. Случившееся было странным, загадочным феноменом. Но непреложным как факт, лично зафиксированный им в бортовом журнале. И никакой силой этого нельзя ни отменить, ни изменить. Разве что только попытаться найти решение, чтобы исправить.Проблема как раз и заключалась в том, что никакого решения нельзя было отыскать без понимания первопричины случившегося. Для начала сгодилось бы все, что угодно: остаточные следы аномального образования, энергии любого вида и характера, подтверждение присутствия некой силы, способной оказать негативное воздействие на человеческий организм... Зацепиться совершенно было не за что. Злополучную арку просканировали с применением новейших технологий (а их было немало на корабле), но безрезультатно. Она была столь же мертва и безмолвна как планета. И либо дело было вовсе не в ней, либо их возможности были недостаточными для обнаружения того, что за ней скрывалось.
Впасть в отчаяние, самобичевание, начать поиск виноватых, было бы самым простым и самым неправильным поступком. Для него, но не для Маккоя. Доктор не был бы самим собой, упусти он возможность, как водится, выразить переполнявшую его панику и чувство бессилия в нападках на бесчувственного старпома.
- Как это могло произойти! Джим полностью подчинился вашим требованиям. Он сидел здесь и ждал, пока вы не проверите эту чертову планету вдоль и поперек. Вы уверили его, что никакой опасности не существует…
- Доктор!
- Чтоб вам провалиться, Спок! Вы так спокойны, словно ничего не произошло.
- Кому-то надо сохранить способность ясно мыслить.
Лучше бы он этого не говорил.
- Много ли толка от вашей способности все подсчитывать и взвешивать, мистер Спок! – еще пуще завелся доктор.
- От того, что вы накаляете обстановку, доктор, она тем более не исправится.
- Зато от вашего хладнокровия она немедленно капитулирует как немцы под Сталинградом.
Спок пару раз моргнул, но сумел удержать бровь в прежнем положении, не дав тем самым Маккою насладиться видом удивленного вулканца. Временами доктору удавалось щегольнуть познаниями в областях очень далеких от медицины, почерпнутых ими из неизвестных источников и по неведомым причинам. И каждый раз ему удавалось застать Спока врасплох, хотя тот никогда бы в том не признался, даже если бы от этого зависела собственная жизнь.
Не дождавшись никакой реакции от Спока, Маккой резко выдохнул и завел руки за спину.
- Ну, раз вы у нас так такой хладнокровный логичный сукин сын, то наверняка уже знаете и что произошло, и что нужно делать, чтобы вернуть Джима.
- У меня нет ответа, - медленно и напряженно ответил Спок. – И нет решения, - помедлив, прибавил он, стараясь не глядеть в глаза Маккоя.
Доктор в отличие от вулканца удивления скрывать не стал. Но к своей чести бурно радоваться признанию, дорогого стоившему, и не подумал. Вместо этого, он слегка озадаченно потер рукой подбородок и с недоверием переспросил:
- Неужели ни одной идеи, ни одного предположения? Быть такого не может!
Столь непоколебимая вера в его способности, крывшаяся за казалось бы ничего не значившим восклицанием, при других обстоятельствах польстила бы Споку и вызвала бы ответную ироническую реакцию в адрес доктора, но сейчас он лишь автоматически зафиксировал ее в своем сознании, отложив в памяти до лучших времен.
- Есть один вариант, - без колебаний признался Спок, хотя заранее предвидел не только то, каким будет ответ доктора, но и то, какими словами тот охарактеризует его предложение. – Я мог бы попробовать контакт разумов с капитаном…
Он нисколько не ошибся в своем предположении.
- Только через мой труп, - заявил Маккой с возмущением, которого хватило бы на десяток докторов и еще бы осталось на бригаду, другую санитаров и медсестер. – Пока мы не знаем что с капитаном, ни один эмпат, телепат или иной мозгокрут в его разум и близко не сунется.
- А если это единственно возможное решение?
- А если ты в результате окажешься на соседней с капитаном койке?
Почему неисповедимые мыслительные процессы, протекавшие в голове Маккоя явно не повинуясь никаким законам логики, заставили его прийти к такому выводу было одной из загадок человеческого мышления в общем и мышления доктора в частности. Перед подобного рода скачками человеческой мысли Спок всегда терялся, но никогда не позволял себе сознаться в этом ни Джиму, ни тем более доктору.
- Нет никаких свидетельств, указывающих на вероятность такого рода последствий.
- Как нет ни каких подтверждений их невозможности.
Зря, наверное, он так часто спорил с доктором. Тот многому научился и теперь частенько удачно использовал позаимственные контраргументы. Ничего не оставалось, как притвориться, что он отказался от своего намерения.
И снова это неотступное “ничего”. С которым ничего, ничего нельзя поделать…
О том, что он зря сказал доктору о своем намерении провести слияние разумов, Спок понял слишком поздно, когда Маккой не пустил его в лазарет к Джиму. И Спок как и.о. капитана оказался бессилен приказать ему. Доктор был в своем праве. Так в древнем Риме народный трибун мог наложить вето на закон консула или сената и никакая сила не смогли бы этому помешать. Но первое что Спок хорошо усвоил за годы дружбы с Джимом - это то, что безвыходных положений не бывает. И если в дом нельзя попасть через дверь, надо воспользоваться окном.

Первая мысль, возникшая в бесконечной, обволакивающей темноте, первая мысль, разрезала темноту лучом вспыхнувшей звезды в абсолютно новой вселенной. И подобно звезде она рассеяла тьму, пробудив то, что дремало веками, что ждало, не ведая про свое ожидание. Сон и смерть, они так похожи.
Кто здесь?
Я умер?
Ответом и был ослепительный свет. Когда он рассеялся, Джим увидел, что стоит на пустынной улице незнакомого города со странными зданиями, и этот город разговаривает с ним.
- Как я здесь очутился?
- Ты нашел меня. Все рано или поздно приходят ко мне, - заверил его город. - Я даю людям то, чего они больше всего желают. Я единственный могу исполнить твою мечту. Тебе нужно лишь довериться мне.
- Спасибо за предложение, но я не могу остаться. Мне нужно вернуться на корабль.
- Здесь существую только я, и вне меня нет ничего похожего на корабль.
- Я помню, что был на планете, среди руин.
- Руины - иллюзия. Я неразрушим. И когда камни от старости превратятся в пыль, я никуда не денусь. Если ты останешься со мной, то разделишь мое бессмертие.
Бред. Это был бред или обман. Кирк сопротивлялся голосу, подозревая, что тот пытается любой ценой с какой-то целью удержать его у себя. Надеясь выяснить правду, он не прекращал задавать городу (или тому, что выдавало себя за него) вопросы. Город был словоохотлив и с услужливой готовностью делился информацией. Кирк не сразу понял, что позволив втянуть себя в разговор, угодил в ловушку, оставленную погибшей цивилизацией, когда-то создавшей невероятно сложный, но все же иллюзорный мир. Мир, который и стал причиной упадка и гибели всей планеты, когда ее обитатели променяли на него свою жизнь, отказавшись от окружающей действительности. На первый взгляд жизнь в этом мире ни чем не отличалась от жизни настоящей. Воспроизведение условий отличалось потрясающей точностью и детальностью, с одним отличием - в реальной жизни человек не мог полностью управлять своим окружением, изменять обстоятельства и события, не мог вернуться в прошлое и заглянуть в будущее. Но благодаря Городу любая фантазия могла осуществиться. Стоило ему получить доступ к человеческому сознанию, как его возможности оказывались в полном распоряжении "квартиранта", и тот становился фактически богом в придуманной им реальности. Город и сам обладал сознанием, позволявшим ему общаться с собственными создателями. И постепенно подобно тому как он был продлжением их разумов, они превратились в продолжение и приложение к нему. К несчастью связь с человеческим разумом была непрочной и нарушалась со смертью тела. С каждой потерей Город становился все меньше и меньше и хотя это никак не сказывалось на его возможностях, однажды он почувствовал, что сжался до размера одной комнаты, а потом и до отрицательной точки в пространстве, но перед тем как погрузиться в режим ожидания, предусмотренный его программой, он успел законсервировать один из порталов, обеспечивающий доступ в искусственный мир.Тысячелетия назад сеть из таких порталов покрывала всю планету, но после исчезновения последнего представителя угаснувшей цивилизации, энергия питавшая их иссякла, и они не выдержав, воздействия внешних сил, пропали с лица планеты. Уцелел только тот, внутри которого Город, вернее то, что от него осталось, видел сны о прошлом и будущем. Арка на которую Джим наткнулся и была этим порталом, автоматически запустившимся при контакте с живым сознанием.
- Я - и есть вселенная. Начало и конец всего. Мир, целиком зависящий от тебя одного. Мир, в котором не будет ошибок, разочарований. Мир по твоему образу и подобию, - вкрадчиво нашептывал голос Кирку, убаюкивая сомнения, и постепенно, сопротивление ослабло и сменилось любопытством, желанием увидеть, всего на минутку, это чудо. Единственное, что еще его останавливало от последнего шага, что пугало и смущало - обещание совершенства. Он не представлял, как можно жить в мире, в котором возможно все, за исключением ошибок. И тогда точно в ответ на эту мысль, за спиной раздались шаги, и знакомый женский голос окликнул его по имени.

Чехов замещал Спока, незадолго до этого покинувшего мостик, и временно возложившего свои обязанности на энсина. Минут пять все шло как обычно, пока не произошло событие всех перепугавшее: неожиданно Чехов, уткнувшийся в видоискатель сканера, побледнел и упал на пол. Выглядело это настолько театрально, что Ухура прикрыла ладонью рот, чтобы приглушить вырвавшееся у нее хихиканье. Но когда стало ясно, что дело серьезное, о ЧП сообщили в лазарет и обеспокоенный Маккой лично примчался на мостик. К тому времени Чехов уже пришел в себя, и сидел смущенный, красный как рак, в центре внимания всей вахтенной смены и глаза его подозрительно поблескивали. При виде Маккоя румянец с его щек немедленно куда-то улетучился и он заоохал, так словно его скрутил артрит???. Он не давал себя уложить на носилки и отказывался двинуться с места, повторяя только просьбу, чтобы его не трогали и дали спокойно умереть. В результате от идеи немедленно препроводить больного в лазарет пришлось отказаться, по крайней мере до тех пор, пока не выяснится причина его недомогания.
О том, что Чехов с какой-то целью дурачит его, Маккой догадался не сразу. Энсин очень убедительно расписывал симптомы, тревожившие его, в своей обычной манере, не умолкая, чем мешал доктору сосредоточиться. Несколько раз навигатор по ходу дела умудрился приплести какие-то заковыристые русские поговорки и попытки понять их смысл еще больше отвлекли Маккоя. Но когда он, проверив все показания, во второй раз убедился, что энсин совершенно здоров, Маккой, опустив трикодер, с подозрением уставился на навигатора, пытаясь понять, в какую игру тот играет. Он уже собирался прочитать русскому лекцию о том, что отвлекать медицинский персонал своими глупыми розыгрышами опасно для здоровья, когда внезапная догадка пронзила его - все дело во времени. Чехов тянул время. Он отвлекал его. Но зачем? И по чьей просьбе? "Чтоб тебе!" выругался мысленно Маккой. "Остроухий мерзавец. Он все-таки решил поступить по-своему. Когда-нибудь он вгонит меня в гроб". Не произнеся ни слова, Маккой развернулся и почти бегом направился в лазарет.
Он опоздал.

Глядя вслед Кэрол, все еще улыбаясь, Джим, приподнявшись с кровати, натянул рубашку и вдруг почувствовал, как что-то изменилось вокруг него. Что-то вторглось извне, оттесняя прочь все, что он видел вокруг себя, то, что чувствовал в эту минуту. Оно растаяло, словно мир был не более чем рисунком на стекле, и его смыло обрушившимися потоками дождя. Тут же все вокруг дрогнуло и сдвинулось, переместив с собой и его. Джим невольно прикрыл глаза, а когда открыл их, то увидел, что находится уже не в спальне, а на пустынной равнине под звездным небом. В совершенном одиночестве. Звезды над головой образовывали созвездия. Ни одного знакомого отыскать среди них не удалось. Но холодный свет звезд не согревал как раньше, а леденил, словно они потеряли былую привлекательность.
Как завороженный он смотрел на звезды и чем дольше смотрел на них, тем тревожнее становилось у него на душе. Источник беспокойства, казалось, находился как внутри него самого, так и повсюду вокруг. Он был настойчив, неутомим. Джим старался не замечать его, подавить, но безуспешно.
Небо было чужим. И он был чужим здесь, где бы это "здесь" не существовало.
А потом пришло "оно". Чувство, которое невозможно выразить словами, внушение, передававшееся ему, перекликавшееся с собственным ощущением, что его место не здесь, что он должен вернуться туда, где его место, где его ждут. Где он нужен.
Странно, но он почему-то сразу безоговорочно доверился ему, откликнулся с такой готовностью, словно всегда страстно желал этого, словно отвечал на своё же тайное желание, до этой минуты запрятанное где-то очень глубоко и внезапно давшее о себе знать, всецело им завладевшее. Он уже потянулся к тому, что влекло его к себе, но вспомнил о Кэрол, и мысль о ней обожгла его нестерпимой болью. И тут же то, что звало его за собой, откликнулось таким сочувствием, какого Джим не ожидал когда-либо "прочувствовать" и с каким никогда прежде не сталкивался. В нем было все - сожаление, извинение за причиненную боль и огромное желание помочь и поддержать. Последние сомнения покинули Джима. Он с радостью потянулся мыслью, не пытаясь говорить, в словах не было никакой необходимости. Никакие слова не смогли бы выразить то, что в тот момент его переполняло. Стремительный поток немедленно подхватил его и завертел. Звездное небо свернулось, одновременно с равниной. Свет померк, чтобы вспыхнуть с новой силой. Джим судорожно вздохнул и открыл глаза.

Много лет спустя Джим стоял под ослепительным солнцем Айовы. Он не знал, каким чудом он очутился здесь на этот раз. Всего секунду назад у него на глазах исчезла часть переборки, отделяющей относительно безопасный кусок металла от убийственной безмолвности и грандиозности космоса, и вместе с ней словно спала повязка, закрывавшая так долго ему взор.
Перед ним снова была целая жизнь, податливая как кусок глины в руках, в мире, где мечты и желания столь же реальны, как реальны чувства и мысли. Как реальна надежда.
Жизнь, от которой он отказался во имя того, во что он верил. Что любил. И что в итоге оказалось иллюзией. Что однажды исчезло, ничего не оставив. Ничего, кроме одиночества и пустого дома.
Но какой бы силой его сюда не забросило, в одном он был уверен: если его снова позовут, он не сможет отказать, потому что самое главное в жизни - это быть кому-то нужным. Здесь и сейчас. Все прочее не имеет значения.