"Огни пятничного вечера", Подпольная империя, R

[multi-gen]

Название: Огни пятничного вечера
Автор: vmesto.imeni
Фэндом: Подпольная империя
Персонажи: Наки Томпсон, Арнольд Роштейн, Джонни Торрио, Чарли «Счастливчик» Лучиано, Джимми Дармоди, Аль Капоне
Рейтинг: R за мат
Саммари: По независящим от него причинам, после завершения переговоров с Наки, Ротштейн вынужден ненадолго задержаться в Атлантик-сити и убить время.
От автора: внезапно! Экскьюзэ-муа, сэ каприз данфан.

~*~
Я никогда не встаю рано.
Я просто мало сплю ©

Забастовка железнодорожных работников сделала для Джимми сегодняшний вечер. Теперь, после глобального пересмотра, его планы стали намного проще: как атташе принимающей стороны, он сидел за угловым столиком, пил кофе и курил. Вечер обещал быть долгим, и Джимми в который раз сказал себе курить помедленнее, иначе к полуночи он сдохнет, задохнувшись в дыму.

Джимми слышал, как Наки созванивался с Джонни Торрио за несколько часов до этого.

- Он подавлен? – весело спросил Наки, оторвавшись от бумаг. – Скажи мне, что он подавлен.

Джонни сказал, что он, конечно, подавлен, но вовсе не намерен проводить этот вечер взаперти в номере отеля. Он сказал Джонни, что ему нравится Атлантик-сити, несмотря ни на что. Он сказал, воздух здесь чище, чем в Нью-Йорке, и океан нынче такой спокойный.

- Воздух? Серьезно? – усмехнулся Наки. – Я что, мало попросил, что он думает про воздух?

По руладам, раздавшимся в трубке, Джимми понял, что Джонни говорит что-то типа нет-нет, ты попросил достаточно.

- Он хочет выйти куда-нибудь, развеяться, - сказал Джонни. – Но ему здесь не по себе одному. Он не выносит одиночество.

- Какая тонкая натура, ох*еть можно, - отмахнулся Наки, откидываясь в кресле. – У него же есть мистер Мелкий Засранец, даже два.

«Один другого мельче», - подумал Джимми, и удивился, что Наки не пришла в голову эта шутка. Позже Джимми подумал, что, наверное, пришла, просто шутки про рост в присутствии Джонни Торрио неуместны.

- А у кого из нас нет мистера Мелкого Засранца, Наки? – сказал Джонни тем самым тоном, от которого в каждом просыпалась совесть.

Наки немного скис.

О Счастливчике у Джимми было свое, особенное мнение. Расставаясь после стрелки, Джимми бросил на Счастливчика уничтожающий взгляд, но тот покачал головой, делая пометки в своей записной книжке, и сказал:

- Думай обо мне, что хочешь, но я трахал твою маму.

Ал напрягся, поджал губы, и его щеки стали сразу в два раза толще. Он думал, что сейчас кто-нибудь умрет, и прикидывал, стоит ли вмешаться. Он сверлил Джимми глазами, то и дело опуская взгляд на пушку, которую тот не выпускал из рук с самого начала переговоров.

Свободной рукой Джимми медленно поднес сигарету ко рту и затянулся, задумчиво глядя с высоты своего роста на шляпу Счастливчика.

- Это правда, Ал, - торжественно сказал Джимми, выдыхая дым. – Он трахал мою маму.

Ал перевел взгляд на Счастливчика, и карандаш, которым тот что-то строчил в своем блокноте, на мгновение замер в его руке. Потом Счастливчик нагнул голову пониже, чтобы скрыть довольную улыбку, нахмурил брови и продолжил записывать.

Прошло несколько секунд, в течение которых Ал не знал, чем себя занять, чтобы быть солидным.

- Даже не знаю, как нам всем сработаться в будущем, - проговорил он с серьезным видом, не отдавая себе отчета в том, что это звучит наивно.

- Зато я знаю, - ответил Счастливчик. Подняв голову, он улыбнулся и спрятал блокнот во внутренний карман пальто. – В будущем просто делай все, как я скажу.

Ал снова надул щеки и готов был броситься в бой, но Джонни Торрио, как обычно вовремя, высунулся из машины и спросил, поедем мы, бл*дь, когда-нибудь, или для закрепления делового союза молодежи надо посрать всем вместе посреди этого поля.

Поэтому, и по некоторым другим причинам, у Джимми было свое, особенное мнение о Счастливчике Лучиано.

А у Наки Томпсона было свое, особенное мнение о его боссе.

- Почему я, за что? У него есть ты, - сказал он Джонни Торрио, мрачно глядя в одну точку.

Джонни замялся.

- Я бы хотел остаться сегодня в номере, Наки, - мягко возразил он. И Наки понял, что так и есть. «Возможно, он плохо себя чувствует или типа того. Трудный ночной переезд. Он ведь уже не мальчик», - позже сказал Наки Эдди Кестлеру, собираясь в ресторан. У боссов не принято открыто жаловаться на самочувствие.

- Ты разбираешься в тонкостях человеческих взаимоотношений, - сказал Наки напоследок. – Скажи, это к лучшему, что я проведу сегодняшний вечер в компании этого гоблина и без всякого присмотра?

Джонни тихо засмеялся, а потом пару секунд молчал.

- Ну, если ты будешь умницей, - ответил он, наконец. – Думаю, это всем пойдет только на пользу.

И так Джимми оказался там, где он оказался. За угловым столиком, с кофе и сигаретами. И со Счастливчиком Лучиано напротив.

~*~
- Что вы будете заказывать? – спросил Наки, чтобы начать разговор. Дальше он намеревался спросить, что Ротштейн думает о Лиге наций, потом что-нибудь еще, что-нибудь о шоу. Возможно, эротическом.

- Творожную запеканку и стакан молока, - ледяным тоном ответил Ротштейн.

Наки поднял глаза и уставился на Ротштейна поверх меню.

- Черт побери, Ротштейн. Пятница, девять часов вечера, - сказал Наки. – А, впрочем, делайте, что хотите.

- Благодарю, - ответил Ротштейн, не меняя ледяного тона.

- Надеюсь, вы этим как бы не говорите мне, что я вас так ограбил, что теперь до конца своих дней вы переходите на кефир и черствые коржи, - со смешком сказал Наки, погружаясь в изучение ассортимента мясных блюд.

- Вам, как будто, совестно, - со сдержанной улыбкой отозвался Ротштейн.

- Вам показалось, - ответил Наки. – Черт бы побрал железнодорожных работников с их забастовками, верно?

- Вы чертовски нелюбезны, - произнес Ротштейн, и его улыбка стала шире. – Как вам здешний шоколадный пирог с ананасом и папайей?

- Не пробовал. Я не признаю начинку, сложнее яблочной или капустной.

- Я вас понял.

- Вряд ли.

Место, которое они выбрали, специально располагалось далеко от сцены. Наки не отказался бы посмотреть шоу, но Джонни Торрио предусмотрительно отметил, что Ротштейн терпеть не может есть под представление, особенно если оно протекает с участием полуголых девок или комедийных артистов с шутками о тупых девушках.

- Чем ему не угодил Эдди Кантор? – удивился Наки. – Его шутки про тупых девушек очень смешные.

- Спроси его об этом сам, - устало ответил Торрио.

Наки знал, что имеет дело с очень тяжелым человеком, но не думал, что с настолько тяжелым. Джонни предлагал вообще удалиться в приватный кабинет или в ресторан, лишенный какой бы то ни было шоу-программы, но на это Наки никак не мог пойти.

- Ага, в клуб «Диоген», - съязвил он.

- Что за клуб? – оживился Джонни.

- А, это, - вздохнул Наки. – Серия английских детективных романов про частного сыщика Шерлока Холмса. Там был клуб «Диоген». Это заведение, где собираются английские джентльмены. В полутьме они курят, читают газеты и никогда не разговаривают друг с другом.

- Что за бред? – не понял Джонни.

- Это клуб молчунов. Они специально приходят туда, чтобы молчать, как в рот воды набрали, и часами пялиться в одну точку.

- Нет, Ротштейну это не понравится, - уверенно ответил Джонни.

- Я и не предлагаю, - усмехнулся Наки. – У меня здесь не *банный Лондон, к счастью.

Наки сказал, что это будет ресторан со сдержанной программой, и что они сядут в отдалении от сцены, чтобы кефир не попал Ротштейну не в то горло.

- Хорошо, что отсюда не видно выступления, - удовлетворенно сказал Ротштейн. – Мне хватает этого в «Коттоне».

- Ах да, «Коттон», - Наки понимающе закивал. Одного он никак не мог понять – как человек, настолько тяжелый, неповоротливый и скучный, как Арнольд Ротштейн, смог открыть в Нью-Йорке такое весело заведение как «Коттон-клуб».

- Я просто там никогда не ем, - пояснил Ротштейн, словно прочел его мысли. – Я принимаю гостей.

- Что самое сложное в том, чтобы открыть клуб? – поинтересовался Наки, расправляя салфетку.

На пару секунд Ротштейн задумался.

- Найти грамотных оформителей с хорошим вкусом, я думаю, - ответил он, наконец.

- Оформителей?

- Я ведь не сам рисую декорации для шоу и интерьеры, - улыбнулся Ротштейн.

Наки подумал, что ни капли не удивился бы подобной х*йне.

Наблюдая за ними издалека, Джимми пытался мысленно составить словесный портрет Ротштейна, и в нем слишком часто мелькало слово «отвратительный». Отвратительный крикливый костюм. Наки выглядел в своих, как добрый клоун, а этот – как зловещий джокер. Отвратительная бабочка. Отвратительный живот. Отвратительный ледяной тон и еще более отвратительная улыбка. Даже сидящий напротив Счастливчик не казался Джимми таким отвратительным.

Хотя, в отличие от Ротштейна, Счастливчик отвратительно много говорил.

- Зачем мы сюда сели? – спрашивал он. – Отсюда не видно шоу.

- Затем мы сюда и сели, - мрачно отвечал Джимми, отпивая кофе с многозначительным видом.

- Слушай, у меня к тебе деловое предложение, - продолжал Счастливчик, подавшись вперед.

- Я не предам Наки Томпсона в пользу твоего отвратительного господина, - равнодушно ответил Джимми, мечтая о тишине.

- Да черт с ними! – воскликнул Счастливчик. – Почему с тобой так тяжело? Просто выслушай меня спокойно.

Джимми инстинктивно подался назад, чтобы по ходу активной сицилийской жестикуляции Счастливчик не залепил ему в глаз кулаком.

- Не маши руками перед моим лицом, - строго сказал Джимми. *банные макаронники.

Счастливчик опустил руки на стол и воззрился на Джимми с укором. Несколько секунд он молчал, и это были лучшие секунды Джимми за этот вечер.

- Твоя мать намного веселей тебя, - сказал, наконец, Счастливчик. – Ты, наверное, пошел в папашу.

Джимми медленно вынул из пачки очередную сигарету, хотя предыдущая еще дымилась в пепельнице. Засунув ее в рот, Джимми медленно поднес к ней горящую спичку и медленно, с чувством закурил.

- Почему ты все делаешь так медленно? – спросил Счастливчик.

Джимми пришел к выводу, что, если все делать медленно, будет казаться, что он хорошо все обдумал и сохраняет ледяное спокойствие. Держи голову в холоде, и все такое.

- Еще раз упомянешь мою мать, - медленно произнес Джимми, выдыхая дым Счастливчику в лицо, - я тебе вилку в глаз воткну.

Счастливчик помахал рукой перед носом, разгоняя сигаретный дым, выдохнул и прикрыл глаза.

- Мамма миа, дай мне сил и терпения, - пробормотал он. Выдержав короткую паузу, он поднял на Джимми глаза. – Послушай, Джимми. Твоя мать может делать все, что хочет. Ты ведь ей не муж. Она хочет быть со мной и заниматься любовью. Ты знаешь, мы немного повздорили из-за тебя. Но я бы не прочь помириться.

- Гарсон, принеси мне вилку, - сказал Джимми, поймав пробегающего мимо официанта за рукав.

- В общем, мой номер у тебя есть. Просто скажи ей, что я не прочь помириться, - повторил Счастливчик и уставился в свою чашку кофе. – Я покурю твои сигареты, не против?

Счастливчик немного поспешно вытащил из пачки Джимми сигарету и закурил, кажется, он занервничал. Джимми почувствовал, как в нем закипает ярость. Но вряд ли Счастливчик нервничал из-за Джимми и его ярости.

Затянувшись, он перевел взгляд на столик, за которым сидели боссы.

- Думаю, мы сегодня в отель не вернемся. Ар наверняка захочет играть где-нибудь всю ночь, - сказал Счастливчик, чтобы сменить тему.

- Сомневаюсь, что Наки ему позволит, - медленно изрек Джимми, сверля взглядом профиль собеседника.

Пробегавший мимо гарсон подскочил к Джимми и опустил перед ним на скатерть вилку, аккуратно завернутую в накрахмаленную салфетку.

- Спасибо, - меланхолично сказал Джимми, провожая гарсона взглядом.

Джонни Торрио, видимо, предупреждал Наки о том, что Ротштейн захочет играть. Когда, собираясь на треклятый ужин, Наки завязывал галстук перед зеркалом, он развил эту мысль.

- Пусть играет хоть всю ночь напролет, - уверенно сказал он, обращаясь к Эдди. – На раздевание и щелбаны.

- Та, - торжественно ответил Эдди, подавая Наки пиджак.

Теперь эта тема всплыла снова, во время ковыряния большого куска творожной запеканки («Но, сэр, творожная запеканка подается у нас только до полудня, это меню завтрака», - шепотом сказал администратор Наки Томпсону, когда тот ненадолго вышел поговорить по телефону. «Умоляю, дайте ему долбанную запеканку, мюсли, манную кашу с вареньем и все, что он захочет», - отмахнулся Наки, и администратор, вежливо склонив голову, исчез в подсобном помещении).

- Не подскажете, где сегодня можно поиграть? – вежливо поинтересовался Ротштейн.

- Хочешь отыграть назад свой миллион? – вскинулся Наки, резко перейдя на «ты». – Не надейся. У меня в Атлантик-сити сегодня тоже забастовка - работников казино. Ни в одном казино города от тебя не примут ставку. Никакую, даже копеечную.

Ротштейн аккуратно отпил молока и облизнул губы.

- Как это мило, - ответил он.

- Хотите играть – играйте бесплатно, в свое удовольствие, где угодно, - продолжил Наки, сменив тон на более миролюбивый и снова обращаясь к Ротштейну на «вы».

- «Бесплатно» и «удовольствие» в одном предложении звучит для меня диковато.

- Что ж, сочувствую вам, - пожал плечами Наки и действительно скроил сочувственную мину.

Какое-то время они ели молча. Наки заказал ужин из трех блюд и, чем дольше он сидел за одним столом с Ротштейном, тем крепче становилось его намерение сегодняшнюю ночь прокутить «У Бабетты». Перебить послевкусие.

- Я все не могу понять – зачем ты пытался меня убить? – спросил Наки, снова перейдя на «ты». – Я ведь рассчитал тебя в тот день в казино. Ты даже получил тридцать тысяч сверху. Никто ничего не потерял. За что?

Говоря это, Наки пытался собрать с тарелки горошины на вилку и, не преуспев в этом, вынул ложечку из кофе.
Ротштейн задумался, хотя, казалось, у него готов ответ.

- Я пережил много неприятных мгновений, когда моя невестка горевала о своем племяннике, убитом в той перестрелке.

- Но меня заказала не твоя невестка, а ты, как будто это ты о нем горевал, - сказал Наки. – Да еще кому – этим коновалам Далессио. Мог бы разориться на приличного убийцу. И не говори «в следующий раз так и сделаю».

- Какой ты гордый, - Ротштейн загадочно улыбнулся. – Меня, признаться, тоже оскорбила та сумма, которую ты попросил за эту партию спиртного. Словно я какой-то идиот и не знаю, что ты сам заплатил за нее не больше сорока тысяч.

- Тридцать пять, - довольно улыбнулся Наки, потянувшись за мандарином.

- Тем более. Ты попытался наварить на мне почти двести процентов, - продолжил Ротштейн, допивая молоко. – Это обидно.

- А, по-моему, ты просто разозлился, что этой суммы не оказалось сходу в твоем лопатнике, - закончил Наки.

Шоу-программа в этот вечер была особенно хороша, но мало кто ее оценил. Когда на часах было одиннадцать вечера, они поднялись из-за стола.

- Завтра я намерен погулять по городу, если забастовка не прекратится, - сказал Ротштейн. – К тому же, Чарли не был в вашем национальном музее.

- Музей – это то, что нужно Чарли, я уверен, - вежливо улыбнулся Наки. – А я намерен сегодня ночью напиться, а завтра спать до трех часов.

На выходе из ресторана Счастливчик Лучиано вцепился Джимми Дармоди в локоть.

- Дай своей матери мой нью-йоркский номер, прошу тебя, - быстро прошептал он и также быстро вышел на улицу, не дав Джимми ответить.

На набережной было уже темно, шум океана был едва слышен за гудками машин, голосами и музыкой, доносившейся из всех заведений.

- В «Фараон», - произнес Ротштейн, усевшись в машину. – Это казино, - пояснил он для Счастливчика.

- Не судьба мне нынче выспаться, да? – пробормотал Счастливчик, нахохлившись.

Ротштейн ничего не ответил, и машина мягко тронулась с места.

- Поехали к Бабетте, Эдди, - сказал Наки, плюхнувшись на заднее сидение своего роллс-ройса. – Ты с нами? Джеймс!

Джимми стоял на крыльце ресторана, курил и задумчиво смотрел на океан, расстилавшийся перед глазами.

- Я домой, - коротко ответил он, поглубже надвинув шляпу.

- Черт с тобой! – Наки махнул на него рукой, и машина тронулась, очень скоро полностью утонув в огнях пятничного вечера.

The end.